24 декабря 2017

Председатель комитета Совета Федерации по обороне и безопасности, боевой генерал, Герой России, заслуженный военный летчик Российской Федерации, сенатор Виктор БОНДАРЕВ встретился с заместителем ответственного редактора еженедельника «Независимое военное обозрение» Александром ШАРКОВСКИМ и ответил на ряд вопросов, касающихся современной военной практики и теории.

– Виктор Николаевич, расскажите о вашем взгляде на новшества в использовании стратегической и дальней авиации в современных войнах. Возможно ли продолжение использования «стратегов» в сирийской войне? Не изжила ли себя стратегическая и дальняя авиация как средство доставки ядерного оружия воздушного базирования?

– Война в Сирии фактически закончена. Думаю, о ней теперь можно говорить уже в прошедшем времени.

Стратегическая авиация в обозримом будущем себя не изживет. И прежде всего потому, что спектр целей и задач ее использования, а также спектр ее возможностей весьма широк. Бомбардировщики этого класса с высокой точностью поражают и стационарные, и движущиеся наземные объекты на большом радиусе. И такого эффекта они достигают при использовании самого обычного, неядерного оружия: как бомбового, так и ракетного. Им требуется минимальное прикрытие истребителей. Они маневренны, легко уходят от средств поражения системы ПВО противника, от средств поражения боевых самолетов противника. Имеют суперсовременную электронику, способную распознавать средства неприятельских ПВО и избегать их.

Но, конечно, главным козырем стратегической авиации является возможность наносить удары ядерными боеприпасами.

Вместе с межконтинентальными баллистическими ракетами и атомными подводными лодками-ракетоносцами ударные самолеты, «стратеги» составляют ядерную триаду наших Вооруженных сил. То есть обеспечивают безопасность России в современном мире, сдерживают агрессию потенциального противника.

Стратегическая авиация – это элитный вид ВКС, который будет совершенствоваться, развиваться дальше, потому руководством страны и Министерством обороны принято решение о возобновлении производства Ту-160М.

– Каким вам видится будущее дальней и стратегической авиации (если таковое есть), будет ли она превращаться в нечто напоминающее космические шаттлы?

– Будущее дальней и стратегической авиации мне видится радужным и перспективным. На подходе у нас разработка, выпуск и постановка на вооружение перспективного авиационного комплекса дальней авиации (ПАК ДА), который в будущем заменит собой и Ту-22Мз, и Ту-95МС. Правда, с этим проектом мы ориентируемся уже на 25–30-е годы. Модернизационный потенциал этих «Ту» огромный, они еще полетают. Ну, а «белые лебеди» планируется эксплуатировать и дальше, они будут летать и через 15–20 лет. Хотя в перспективе ПАК ДА заменит их тоже. Универсальная будет машина с широчайшим набором функций. Сейчас почти полностью закончены научно-исследовательские работы по проекту, мы вплотную подошли к изготовлению первого опытного образца. А начало поставки этих новых самолетов в вооруженные силы намечено на 2025–2028 годы после проведения испытаний.

Параллель с космическими шаттлами мне кажется некорректной. Основная задача «стратега» – это носитель, все остальное должна решать ракета.

– Что нового в тактике и оперативном искусстве для ВКС дала сирийская война?

– Вы знаете, что сирийская кампания стала за последние годы крупнейшей военной кампанией России? Крайний раз мы воевали в 2008 году, когда разгорелся грузино-осетинский конфликт. А до этого – две чеченские войны, то есть эти войны уже ушли в прошлый век.

В XXI веке война представляет собой принципиально новое и в сущностном, и в логистическом, и в экономическом, и во всех других смыслах явление. Это война высоких технологий. Учитывая, какой прорыв совершила наука, военное искусство тоже трансформируется. С одной стороны, оно усложняется: то есть вооруженным силам становятся доступны более сложные схемы боевых действий, более сложные и совершенные вооружения и военная техника (ВВТ). А с другой стороны – упрощается: в том смысле, что благодаря высоким технологиям определенный результат теперь достигается меньшими боевыми и трудовыми затратами, чем прежде.

Сейчас основные боевые действия происходят в воздухе, а значит, на ВКС ложится самая серьезная нагрузка. Соответственно возникает необходимость завоевать первым делом господство в воздухе. Именно тогда, когда нам удалось, например в Сирии, сделать это господство прочным, ход дальнейших событий был предрешен, а разгром террористов оказался только вопросом времени. Вообще процент участия ВКС в структуре войск, задействованных в стандартных военных операциях, растет. А с дальнейшим развитием и широким внедрением высокоточного оружия боевые действия в будущем вообще, возможно, будут проходить без сухопутной составляющей.

Вообще высокоточное оружие (ВТО) во многом изменило тактику, оперативные действия, стратегию и характер войны нового поколения, придало ей ряд отличительных свойств по сравнению с войнами прошлого.

Во-первых, применение ВТО позволяет сократить сроки боевых операций. Мы очистили Сирию от террористов чуть более, чем за два года. А ведь они к сентябрю 2015 года запрудили более 70% страны!

Во-вторых, высокая точность стрельбы увеличивает поражающую силу снаряда, а значит, позволяет экономить на их количестве (особенно если синхронно с точностью увеличивается еще и мощность снаряда). То есть война, конечно, дорожает за счет финансовоемких технологий, но дешевеет за счет повышения эффективности применения оружия.

В-третьих, благодаря ВТО увеличивается глубина огневого поражения противника, а значит, в боевые действия вынуждены включаться группировки его войск на большей глубине оперативного построения. Это сильно истощает противника.

Наконец, в-четвертых, ВТО определяет эволюцию боевых действий: от непосредственного фронтового соприкосновения войска перешли к методике нанесения дальних поражающих ударов, дистанционные действия стали уверенно превалировать над ближним боем. За счет этого огневые удары и боевые действия перешли от «сплошного» к «точечному» характеру.

В сирийской войне укрепилась тенденция к массированным ударам и атакам. Напомню, что благодаря таким действиям были освобождены Пальмира и Дейр-эз-Зор.

Далее. Важным компонентом современной войны (и Сирия это показала) является высокотехнологичная разведка. К ней относятся и средства радиоэлектронной борьбы, и космические спутники. Наши беспилотные летательные аппараты (БЛА) в Сирии себя очень хорошо проявили. Развитие средств разведки не только значительно упростило поиск объектов для нанесения ударов, но и позволило эффективно бороться с различными методами противника, применяемыми для выведения из строя наших систем управления и связи. Высокие технолигии, применяемые разведчиками, позволили повысить скорость корректировки военной авиации для нанесения точных ударов по целям с учетом действий противника. Ведь можно в режиме реального времени отслеживать малейшие изменения обстановки, немедленно реагировать на них.

Важнейшим подспорьем для обеспечения успеха в современной войне является захват урбанизированных районов. Соответственно театром боевых действий становится город, городское пространство. Но поскольку развернуть там наземную бронетехнику зачастую очень сложно в силу ее малой эффективности в городе из-за уязвимости, первая скрипка в боевом «оркестре» опять же достается ВКС.

Сирийская война – это война на чужой земле. В плюс шло то обстоятельство, что мы сражались не в одиночку, а в тесной кооперации с сухопутными силами армии Башара Асада, знающими местность как свои пять пальцев.

Городские условия налагают серьезные ограничения на процесс ведения войны. Ведь стоит главная задача не поразить мирных жителей, школы, больницы, мечети. Ни в коем случае граждане не должны были пострадать при наших авиаударах. И это правило российские летчики в Сирии соблюдали неукоснительно. А боевики частенько использовали людей в качестве живого щита. Мы старались меньше наносить ударов, больше вопросов решать мирным путем, предоставляя коридоры для выхода боевиков (как то было в Алеппо и Пальмире).

Важный момент – объекты авиаударов российских ВКС. Мы максимально стремились ликвидировать инфраструктуру боевиков и перекрыть им каналы подпитки оружием, деньгами и продовольствием. Людские ресурсы – это людские ресурсы. Само собой, они важны. Но если у врага перекрыт нефтяной, энергетический, финансовый «кислород», если у них закончились боеприпасы, то дело его разгрома пойдет в разы быстрее. И объемы уничтожаемой за раз живой силы бандитов увеличатся существенно. Когда высокоточными средствами удается разрушить экономику, стратегические, промышленные, военные объекты противника, его армия сама приходит к поражению. Не могу сказать, что это новшество. В ходе предыдущих войн это уже практиковалось. Однако масштабы внимания к ликвидации жизненно важной инфраструктуры увеличились: раньше акцент делался на живую силу.

Хочу отметить, что война в Сирии обошлась нам минимальными потерями личного состава и авиатехники. Конечно, каждая потеря – огромная трагедия. Максимальное сохранение жизней наших военнослужащих и ВВТ стало возможным благодаря боевой выучке летчиков, инженеров, техников, офицеров, личного состава сил ПВО, операторов БЛА и многих и многих других специалистов, которые участвовали в операции, передовым и очень качественным российским ВВТ, а также разведывательно-информационному сопровождению всей кампании.

– Как будет развиваться военная авиация в ближайшее время с учетом опыта, полученного в Сирии, будет делаться упор на количество или качество самолетов, что нового можно ожидать в подготовке личного состава?

– Опыт не только сирийской, но и всех войн показывает, что качество всегда приоритетнее количества. Особенно в том, что касается воздушной сферы.

Наши ВКС проявили себя, не побоюсь этого слова, блестяще. Эта высокая характеристика относится и к летчикам, и к авиационной технике, и к оружию, которое они несли. Поэтому принципиально что-то менять именно по итогам сирийской операции не следует. Нужно продолжать развивать, совершенствовать наш военный авиапром, а также продолжать готовить летный состав по тем методикам, которые отлично зарекомендовали себя в действии. Важно вести эту работу синхронно, чтобы не случилось технического или кадрового отставания. Например, чтобы не получилось так, что для суперсовременных самолетов нового поколения у нас не оказалось квалифицированных летчиков, умеющих эффективно их эксплуатировать.

А те частные недостатки, например, технического свойства, которые обнаружены в начале боевых действий, наши инженеры-конструкторы устранили очень оперативно.

– В каком виде будет проходить развитие штурмовой авиации? Каким должен быть новый «штурмовик»? Есть мнение, что штурмовую авиацию нужно полностью роботизировать (чтобы их основу составляли БЛА)?

– Конечно, если оперировать именно такими категоричными фразами, звучит это довольно фантастично. Но с другой стороны, проанализировав темпы автоматизирования многих сложнейших функций, можно прийти к выводу, что тотальная роботизация штурмовиков очень даже возможна. Когда-то летчики сами прицеливались, наводили снаряд, а сейчас все это делает автоматизированная система.

Думаю, придет время, и искусственный интеллект из области фантастики перекочует в мир реальных боевых процессов. Роботы смогут выйти в авангард нашей авиации, в том числе штурмовой. Не исключается использование роботов-штурмовиков в группе с централизованным управлением с земли, которое будет осуществлять один человек. Представляете, сколько это сэкономит и материальных, и финансовых, и, главное, людских ресурсов?

Кстати, буквально на днях генеральный конструктор Объединенной авиастроительной корпорации Сергей Коротков говорил, что главная задача в данной сфере – не создание какого-то конкретного беспилотника, а построение системы беспилотной авиации в целом.

Напомню, что мы в разработке и запуске беспилотных летательных аппаратов являемся первопроходцами. Мы первыми в мире посадили орбитальный корабль-ракетоплан «Буран» в автоматическом режиме и без экипажа на борту, и произошло это в далеком 1988 году.

Правда, внедрение искусственного интеллекта в те или иные сферы – очень тонкий, деликатный момент, ошибка в котором может грозить катастрофой. Всё же умной, но бездушной машине полностью не доверишь операцию. Доверяй, но проверяй, как говорится. Контроль должен быть тщательнейшим. Ведь программа может дать сбой, может быть взломана противником, и тогда ум машины обратится против ее эксплуатантов. Поэтому функции управления и принятия решений все равно останутся за интеллектом естественным, а не искусственным, то есть за человеком. А роботам предоставим действия во всей их подконтрольной нам полноте.

– Каковы причины вашего ухода с военной службы?

– Таково решение руководства, а я – человек военный. Будучи главкомом ВКС РФ, я делал, что должен был делать. Кстати, решение об уходе с военной службы с моей стороны не встретило никаких препятствий. Ротации везде должны быть. Считаю, что выполнил свой воинский долг перед Вооруженными силами России, выполнил достойно, был эффективным командиром. Сейчас – новая страница моей жизни.

– Интересно Ваше мнение как военного практика и теоретика – существует ли реальная угроза войны с США (НАТО)?

– Угрозу чего угодно нельзя исключать. Теоретически на нас может упасть метеорит и стереть с лица земли все живое, а саму Землю превратить в набор химических элементов. Может случиться давно обещаемый апокалипсис. Зачем гадать?

Военно-технические ресурсы наших стран очень сильны, при этом почти равны, правда, с некоторым российским преимуществом. США реально оценивают это, что бы они там ни вещали на всемирную аудиторию. Им есть что терять. Война с Россией не отвечает ни экономическим, ни геополитическим интересам американцев.

И вообще США не нужна мировая война, «большая» война, тем более та, в которой они являлись бы не международным «арбитром», «миротворцем» (читай: спонсором), а стороной конфликта. Им достаточно точечных региональных конфликтов или гражданских войн, на которых можно зарабатывать: продавать ВВТ, управлять нефтяными потоками, а значит и нефтяными ценами, контролировать рынок труда и дешевой рабочей силы.

И уж тем более не станут Штаты тягаться с ядерной державой. Обратите внимание: сколько бы они не грозили КНДР, посягнуть на нее, начать горячую фазу борьбы они не смеют. Притом, что у Северной Кореи значительно менее мощный ядерный капитал, чем у нас. США горазды бороться с более слабыми противниками: Ливией, Сирией, Ираком. А с нами могут вести только экономическую и информационную войну.

– Как, по вашему мнению, будут развиваться в ближайшие два-три десятилетия отношения с нынешними партнерами по ОДКБ?

– ОДКБ – авторитетный, хорошо зарекомендовавший себя международный союз, который обеспечивает безопасность на постсоветском пространстве. Территория СНГ является потенциально уязвимым макрорегионом. Ведь здесь каких-то 27 лет назад сепаратистские настроения смогли вызреть в такой кардинальный результат, как выход из состава СССР целых республик. Поэтому укреплять наши связи с ближайшими соседями, в прошлом соотечественниками, очень важно.

В мире сегодня много нестабильности. Очаги напряжения вспыхивают зачастую именно на приграничных территориях. Мы выстраиваем линию защиты с учетом этих угроз.

У нас надежные отношения со всеми членами ОДКБ: с Беларусью, Арменией, Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном. Они осознают центрообразующую роль России в этом альянсе, нашу военную мощь и политическую силу. И когда в мире помимо сепаратистской возросла еще и террористическая угроза, эти страны еще более тесно сплотились вокруг российского ядра. У нас действует региональная группировка войск России и Беларуси, мы успешно проводим совместные учения.

Мы продаем странам ОДКБ новейшее оружие, качественную военную технику. Учим военные кадры для их национальных армий. Не исключено, что в перспективе организация может пополниться и другими участниками.

Первоисточник: http://nvo.ng.ru/concepts/2017-12-22/1_978_technologies.html