Суэцкий канал имеет длину 195 км и глубину 15 м. У его впадения в Средиземное море стоит город Порт-Саид, а там, где воды канала сливаются с водами Красного моря, находится город Суэц, по-арабски Эс-Суэйс. От Порт-Саида до Каира 220 км. На полпути между Порт-Саидом и Суэцем на берегу канала расположена Исмаилия. У этого городка северная часть канала заканчивается, а водный путь продолжается по вытянутым в сторону Суэца озеру Тимсах и Соленым озерам, от коих далее начинается южная часть канала, которая и заканчивается у Суэца. От Исмаилии до Каира 140 км.

Ещё в 1968—1969 годах в ответ на египетские бомбардировки во время Войны на истощение (о которой я уже писал на ВО в статьях «Насер начинает, но не выигрывает» и ««Кавказ» на Синае»), Израиль создал цепь укреплений вдоль восточного побережья Суэцкого канала. Данная система укреплений была построена с целью противодействовать попытке любого крупного наступления египтян через канал. В те времена Израиль считал, что египтяне даже в случае полномасштабного наступления не смогут преодолеть линию быстрее, чем за сутки или двое.

Всего линия Бар-Лева состояла из 30 передовых бункеров у канала и 11 тыловых укреплений, отнесенных на 8-12 км в глубь полуострова, куда не доставали снаряды египетской артиллерии и где были предусмотрены танковые парки. Каждый из передовых бункеров контролировал свой участок фронта, а между бункерами передвигались патрули и располагались временные наблюдательные посты. Строительство укреплений обошлось Израилю в большие деньги. Как показали дальнейшие события, деньги эти оказались выброшенными на ветер.

Линия простиралась в длину примерно на 160 км (точнее: длина — 157,5 км, ширина — 180 м). Высота насыпи из песка, имевшей уклон 45—65°, местами достигала 25 метров. Для возможной поддержки линии была построена сложная система дорог. 6 октября 1973 года службу там несли 451 израильский резервист (у некоторых историков — 436), многие из которых, ничего не подозревая, всеми чувствами были в молитвах Судного дня. Эти резервисты из 116-й бригады были в массе бизнесменами среднего возраста, владельцами магазинов, работниками университета и государственными служащими. Лишь немногие из них успели повоевать в 1967 году, большинство не имело боевого опыта. Их прислали на передовую, чтобы дать отдохнуть солдатам срочной службы. Располагались солдаты в укреплениях и бункерах, которые тянулись линией точек с севера на юг.

На самом севере располагалось укрепление «Будапешт» (63 человека) и маленький пост «Траклин» (6 солдат), рядом с ним, в секторе Порт-Саида были укрепления «Оркал» (три бункера, всего 47 солдат) и «Лахцанит» (17). Далее по линии канала к Исмаилии тянулись «Дрора» (19), «Ктуба» (21), «Милан» (28), «Мифрекет» (16), «Хицайон» (20) и «Пуркан» (33). Почти напротив Исмаилии были построены «Мацмед» (33) и «Лакекан» (10), а дальше на юг шли «Боцер» (26), «Литуф» (29), «Мафцеах» (28), «Нисан» (20), «Масрек» (30) и самый южный бункер «Эгрофит» (5 солдат). Из этих укреплений велось прямое наблюдение за каналом. На большем отдалении от воды были оборудованы танковые позиции «Ктуба», «Телевизия», «Мицва» и другие, на которых неприятеля ждали 290 танков. При этом непосредственно на передовой располагался 91 танк, а 199 были в резерве в глубине полуострова. Наконец, между бункерами и танковыми позициями располагалось 14 артиллерийских батарей. Все эти немногочисленные бункеры и танки были разделены на три сектора: северный — «Будапешт» — «Мифрекет», центральный — «Хицайон» — «Лакекан» и южный — «Боцер» — «Эгрофит». Далее на восток тянулись перерезанные военными дорогами пески и скалы Синайского полуострова, плавно переходящие в выжженную солнцем пустыню Негев.

Линия Бар-Лева на канале имела один инженерный секрет. У каждого из вышеперечисленных бункеров находилось небольшое подземное нефтехранилище с трубой, выходящей к поверхности воды. При попытке неприятеля форсировать канал солдаты должны были одновременно открыть вентили, а точнее — нажать на кнопки, нефть должна была хлынуть на поверхность воды, ее надлежало поджечь, и перед врагом вставала пылающая стена. Вместо воды — река огня. Египетская разведка знала об этом. Поэтому в ночь Судного дня египетские коммандос скрытно переправились на израильский берег и заделали отверстия труб цементным раствором. Диверсия эта до двух часов следующего дня обнаружена не была, тревоги никто не поднял. Позже выяснилось, что в части резервуаров нефти вовсе не было, можно было не рисковать.

К рассвету 6 октября 1973 на всей протяжённости от Суэца до Порт-Саида собралось 600 тыс. египетских солдат, 2000-2200 танков, 2000-2300 артиллерийских орудий и до 160 ракетных батарей. С воздуха эту силу готовы были прикрыть около 500 самолетов…

Голанские высоты занимают площадь в 1500 кв. км. Это плоскогорье тянется в длину с севера на юг на 62 км, ширина между линией прекращения огня (1967г.) с Сирией и верхним течением Иордана, впадающего в озеро Киннерет (Тивериадское озеро), колеблется между 15 и 29 км. Иными словами, при танковой войне отступать практически некуда. На самом севере Голан находится и самая высокая точка Израиля — гора Хермон (2828 м), на которой после войны 1967 года израильтяне построили станцию быстрого оповещения, просматривающую и прослушивающую всю часть Сирии от Голан до Дамаска.

Северная часть Голан простирается от Хермона вниз до городка Кунейтра на старинном пути из Акко в Дамаск. Холмы высотой до 1200 метров уступами нисходят к верховьям Иордана. Южная часть высот ниже северной, в среднем не выше 800 метров, и полого спускается к озеру Киннерет, которое находится на 200 метров ниже уровня моря. Получалось, что если сирийцам удастся прорваться на первую линию израильской обороны, то дальше наступать они будут комфортно, сверху вниз.

Так как канала на сирийской границе не было, то израильтяне вырыли длинный противотанковый ров, который тянулся от горы Хермон до иорданской границы, и расположили минные поля. (О длинном и глубоком противотанковом рве на Северном фронте сирийцы тоже знали. Они полагали, что их инженерным войскам понадобится до полутора часов для наведения переправ через препятствие.)

Защищалась граница линией из укреплений. Самым северным из них была система бункеров и позиций на горе Хермон вокруг станции слежения. Далее бункеры шли вдоль линии прекращения огня. В отличие от бункеров на Суэцком канале, красивых имен они не имели, лишь номера от 104 до 116 (на этой карте А1-А11).

Северную дорогу на Дан защищали укрепления 104 и 105, непосредственно дорогу на Кунейтру и мост Банот Яаков прикрывал бункер 107. На стыке северной и южной частей Голан, где израильские позиции несколько выдавались вперед в сирийскую территорию, плотно сгрудились укрепления 111-115. Укрепление 116 прикрывало дорогу, которая шла с высот на поселок Эль Аль и далее пересекала Иордан уже ниже Киннерета.

Соответственно географии Голан, сирийская граница была поделена на северный и южный военные сектора. Северный сектор обороняла 36-я танково-мотопехотная дивизия, которой командовал бригадный генерал Рафаэль Эйтан.

Парашютисту-десантнику Эйтану, легендарному Рафулю, было уже 44 года. В армии все знали, что он храбр до безрассудства и очень сметлив во время спецопераций, но считалось, что особого стратегического дарования и военного мышления у него нет. Одно дело отрядом парашютистов командовать и совсем другое дело — дивизией. В войну 1967 года он был тяжело ранен в голову, и врачи думали, что Эйтан останется инвалидом. На удивление, он полностью выздоровел. Тогда у офицеров ходила шутка: мы и раньше догадывались, что Рафуль без мозгов, а теперь убедились точно. Между тем Рафуль закончил курсы командиров морских пехотинцев в Вирджинии, США. Дивизию на севере он получил примерно за год до войны.

Командиру 240-й бронетанковой дивизии генерал-майору Дану Лэнеру и командиру 146-й бронетанковой дивизии бригадному генералу Моше Пеледу досталось оборонять южный сектор Голан.

Моше Даян в последние дни перед войной чуток укрепил Сирийское направление, поэтому солдаты и танки на севере были, хоть и не в достаточном для сирийской армады количестве. Однако, помимо трех вышеупомянутых дивизий, на севере находились 7-я бронетанковая бригада полковника Авигдора Бен-Галя и батальон курсантов танкового училища подполковника Мемшалома Кармеля.

Военные аналитики сходятся на том, что войска на сирийской границе были укомплектованы живой силой и техникой процентов на 80.

6 октября в 13:55 артиллерийский офицер на израильской батарее на склоне Хермона разглядывал сирийские позиции в бинокль. Он оцепенел, когда увидел, как сирийцы сноровисто сдергивают маскировочные сетки со своих танков и снимают чехлы с орудийных стволов. В эту же секунду раздался свист первого снаряда. Дальше, одновременно на Сирийском и Египетском фронтах, начался артобстрел. Все достижения современной советской боевой техники дали себя знать.

Артобстрел на канале продолжался 53 минуты. Снаряды перепахали весь песок на израильском берегу. Бункеры пострадали, но не сильно. Одновременно в 14:00 египетские самолеты полетели бомбить воздушные базы и радарные станции в тылу израильских войск. Первые египетские самолеты были сбиты случайно уже в 14:05. Два израильских летчика совершали обычный патрульный полет над Шарм э-Шейхом, как вдруг на них свалились 9 МиГов. Завязался отчаянный воздушный бой, и семь египтян было сбито. В первые часы войны погиб над Синаем и брат Анвара Садата капитан Абдель Садат, 22-летний военный летчик.

В 14:07 каирское радио объявило:

В Судный день в Израиле обычно нет радиопередач. Радиоприемники ожили в 14:30 для краткого сообщения: «Тревога не была учебной. Когда сирена зазвучит снова, всем следует спуститься в бомбоубежище» и «Лунная соната» Бетховена. В 15:30 последовала еще капля информации: «Египет и Сирия атаковали. Объявлена частичная мобилизация». Сирена. В 16:00: «Поездок по частным мотивам по главным магистралям быть не должно. Бензозаправочные станции немедленно открыть». Снова Бетховен. Далее, в 16:20: «Пассажирскому транспорту начать работать. Всем больницам быть готовым к приему раненых. В больницах остаются только больные, требующие неотложной помощи, всем плановым больным разойтись по домам». Только теперь граждане Израиля стали понимать, что случилось что-то очень неприятное. Наконец, в 16:40 последовало краткое разъяснение: «Египтяне переправились через Суэцкий канал и находятся на восточном берегу». Лишь на следующий день стали передаваться регулярные военные новости. Левитаном израильских сводок был назначен генерал в отставке Хаим Герцог, будущий президент Израиля. Его спокойные и сбалансированные радионовости и комментарии сделали ему имя.

После страшного обстрела первая волна в 8000 египетских солдат спустила на воду шлюпки. Египтяне браво гребли навстречу израильскому берегу, славе и смерти. Переправе никто не мешал. Высадка происходила в местах между бункерами, чтобы избежать заградительного огня. Быстро образовались египетские плацдармы между «Миланом» и «Мифрекетом» и возле «Хицайона». Египетская пехота не собиралась атаковать укрепления, а просто должна была обойти их и двигаться вглубь полуострова. Египетские военные аналитики в канун войны планировали, что в первый день боев израильтяне понесут потери в 10 тыс. убитыми. Реально убитых оказалось 208. Египтянам и в голову не приходило, что они со всего размаху ударили практически по пустому месту.

Из окруженных бункеров неслись призывы о помощи. Сто израильских танков — танковая бригада под командованием Дана Шомрона — стояли на перевалах Гиди и Митла. По приказу командования, Шомрон повел свою бригаду выручать пограничные укрепления.

Тут и сказались советские новинки вроде ручных управляемых противотанковых ракет. Египетские пехотинцы вступили в бой с израильскими танками еще до прибытия танков собственных. Из ста танков Шомрон потерял 77 и прорваться к бункерам не получилось. Помимо ракет египтяне били израильские танки советскими РПГ-7. С помощью переносных ракет и РПГ пехотинцам предполагалось сдерживать атаки бронетанковых сил ЦАХАЛа в течение 24 часов, которые нужны были для наведения понтонных мостов через канал и переправы на восточный берег танков и артиллерии. Будучи на сутки предоставленными сами себе, пехотинцы волокли с собой 20-30 кг амуниции и боеприпасов каждый. Египетское соединение втыкало в песок знамя, и скоро на берегу вырос лес египетских флагов.

Танки же столкнулись с двумя препятствиями — водой канала и песчаными барханами сразу на берегу. Оба препятствия были в принципе преодолимы, но важен был фактор времени. Вот-вот израильтяне опомнятся и полетят бомбить. По старой методике наведения понтонных переправ, все понтоны сталкивали в воду, а затем при помощи буксиров соединяли в одну линию. Советский гений придумал мост ПМП. При сбросе на воду понтонное звено автоматически раскрывается и готово к стыковке с другими звеньями. Понтоны соединяются между собой шарнирно петлями. Вместо нескольких часов работы мосты навели за полчаса. Теперь дело стало за холмами песка, в которых мог увязнуть любой танк. Обычно такие препятствия разравнивали взрывчаткой и бульдозерами, но это опять заняло бы часы времени, а солдаты на передовой ждали подкреплений. Поэтому еще одна вспышка гения изобрела простой метод размывания стены песка струей воды, взятой прямо из канала. Мощные насосы и брандспойты быстро проделали в песке проходы для техники.

Скорость египетской переправы была впечатляющей. За 7 часов инженерные войска проделали 60 проходов в песке, навели 10 мостов и 50 паромов. Генералу Исмаилу Али не нужны были 10 мостов, но египтяне опасались, что израильская авиация будет мосты бомбить, и навели дополнительные. Пока инженеры показывали свое искусство, пехотинцы держали плацдармы. Тут и выяснилась первая ошибка Даяна. Он полагал, что пехота без поддержки техники не может успешно обороняться от атакующих танковых соединений.

Пока египетские солдаты ждали свои танки, на Сирийском фронте по израильским позициям сразу ударил бронированный кулак.

Еще гремела артиллерия, а 650-800 танков и вдвое больше бронетранспортеров с пехотой устремилось через нейтральную полосу на израильскую сторону мимо наблюдателей ООН. Технике было так тесно, что она не могла развернуться в боевые порядки и шла практически парадными колоннами. Наступательный порыв был столь силен, что первые несколько танков свалились в противотанковый ров, и лишь затем колонны замерли и стали ждать инженерные части.

Командующий силами ЦАХАЛа на Голанах Ицхак Хофи в момент начала войны был на совещании в Тель-Авиве у Давида Элазара. Он прыгнул в легкий самолет и рванулся на фронт к своему штабу, который располагался в Рош-Пине и где его уже ждал Рафаэль Эйтан.

На Сирийском фронте огонь вели 153 батареи 122 мм, 130 мм и 152 мм орудий. Снаряды 152 мм пушек летели на расстояние до 12 км, а сама пушка могла выстрелить четыре раза в минуту. Пушки калибром 122 мм могли стрелять до восьми раз в минуту, а снаряды их летели на расстояние в 15 км. Наконец, 132 мм орудия могли посылать снаряды на 27 км при скорости шесть выстрелов в минуту. Сирийцы умудрились пригнать даже несколько батарей громадных 180 мм орудий, которые посылали свои снаряды на расстояние 29 км. Батареи эти, однако, могли давать лишь один залп в минуту. Иными словами, вся площадь Голанских высот оказалась под обстрелом.

Сирийцы знали, что штаб Рафуля находится в местечке Наффах, на полпути от почти прифронтовой Кунейтры до моста Банот Яаков. 20 реактивных штурмовиков обрушились на деревеньку. Удивительно, но ни одна бомба не попала в штаб и другие дивизионные объекты, и никто не пострадал. Сирийским пилотам пока не мешали израильские летчики, да и зенитки молчали. Несмотря на это, бомбили сирийцы очень неумело и ни один танк или пушка ЦАХАЛа от авианалета не пострадали. Израильские летчики сначала озаботились защитой собственных баз. Со времен Второй мировой войны само собой разумелось, что война начинается с налета на аэродромы, а уж потом на войска. На севере Израиля находились две авиабазы — Техни под Хайфой и Рамат-Давид между Хайфой и Афулой. Покрутившись над базами и увидев, что никто на них не посягает, израильские истребители ринулись в небо над Голанами, и уже к вечеру первого дня войны израильские патрули пытались выловить в Иорданской долине пилотов восьми сбитых сирийских самолетов.

Все еще в самолете, Хофи связался по радио с командующим северным сектором обороны Рафулем. Хофи попросил его подъехать в Маханаим (маленький аэродром в этом районе), чтобы сразу начать все решать, как только обстрел прекратится и самолет сядет. Рафуль приехал, но обстрел не прекращался. Сирийская бронированная лавина двигалась на израильские позиции, командующий фронтом порхал в небе, а командир сектора переминался внизу у посадочной полосы. Управление фронтом в критический момент первой вражеской атаки оказалось в руках 39-летнего полковника Ицхака Бен Шохама, уроженца Турции и отважного профессионала. Он командовал 188-й элитной танковой бригадой «Барак», которая входила в состав дивизии Эйтана.

Недолго думая, Шохам двинул танковые батальоны вперед, ближе к бункерам, на заранее отрытые и хорошо пристрелянные позиции. Танки встали, чтобы поддержать укрепления огнем своих орудий.

Тут и сказалась разница в дальности прицельной стрельбы между советскими Т-55 и английскими «Центурионами». Стрелки открыли огонь по мнущимся около противотанкового рва сирийцам. Израильтяне били сирийские танки, неся минимальные потери. Быстро выяснилось, что бронебойные снаряды израильской армии пробивают броню советских танков. Командиры к тому же давали координаты артиллерийским батареям, находившимся в тылу, и пушки тоже присоединились к истреблению сирийской техники. Сирийцы стали маневрировать, пытаясь избежать губительного огня, и попали на минные поля, расположенные перед противотанковым рвом. На северном секторе Голан наступление практически остановилось.

Слабое место в системе неподвижных израильских укреплений северного сектора нащупали марокканцы. Обойдя бункеры, защищавшие дорогу на кибуц Дан, 30-танковая марокканская бригада рванулась в прорыв по этой дороге, отрезая гору Хермон от остального Израиля. Так как танки бригады «Барак» были распределены по позициям между бункерами, израильтяне бросили батальон курсантов танковой школы на «Центурионах», чтобы остановить наступление. Так, уже через 40 минут войны у израильского командования на северных Голанах не осталось ни одного танка в резерве.

После 17:00 стали наконец поступать подробные донесения с фронтов. Первыми на юге пали укрепления «Мифрекет» и «Лахцанит». Вокруг «Милана» и «Оркала» шли тяжелые бои. К 17:30 египтяне продвинулись в глубь Синая на 10 км в сторону перевала Гиди. Уже после войны, когда стали известны оперативные планы египтян, мир узнал, что задумок двигаться глубоко в пески Синая у Садата не было. Он полагал захватить плацдармы на восточном берегу канала и ждать политических решений. Но через два часа после начала войны израильтяне об этом не знали. Быстро стало ясно, что не существует основного направления египетского прорыва, канал форсировали на всем протяжении. Поступали данные о каком-то неимоверном количестве сирийских танков. Впрочем, в 17:40 Хофи доложил, что на севере ситуация стабильная и несмотря на энергичные атаки сирийцам продвинуться вперед не удалось. Единственной тяжкой потерей на севере к этому моменту оказалось падение станции раннего оповещения на Хермоне.

Станцию на Хермоне называли «глазами Израиля». Эти электронные, антенные и телескопические глаза с 1967 года разглядывали половину Сирии и часть Ливана, все Голаны тоже были как на ладони. В хорошую погоду видна была Хайфа. В 14:45 со станции доложили о продолжающемся сильном артобстреле. Прячущиеся от снарядов солдаты не сразу заметили приближающиеся прямо к ним вертолеты. В Йом Кипур на станции было 55 солдат, включая охрану из 13 бойцов бригады «Голани». В 14:55 на Хермоне увидели 4 вертолета. Один взорвался в небе, три приземлились и высадили сирийских коммандос. Почти одновременно две колонны сирийцев атаковали станцию, двигаясь снизу. Два крупнокалиберных пулемета из трех были повреждены взрывами снарядов, технический персонал станции попрятался в нижних бункерах, а горстка бойцов вступила в бой, имея один крупнокалиберный пулемет и личные автоматы узи. После 45-минутного боя стало ясно, что ситуация практически безвыходная. К тому же из-за несогласованного командования силы защитников оказались разделенными. Генератор не работал, и бойцы сидели по отдельным комнатам в темноте. В 9 часов вечера офицеры собрали часть солдат и решили вывести их вниз. На цыпочках прошли они мимо сирийских постов и поспешили сначала вверх по склону, чтобы избежать засад, а потом вниз. Засад избежать не удалось, и до своих сил к утру добралось всего 11 человек из 55. Замурованные в бункерах сдались в плен, причем на нижнем этаже солдаты продержались 5 дней. Электронное оборудование станции не было уничтожено и попало в руки советских специалистов.

Кошмар Хермонского укрепления повторился на канале несколько раз. Атака арабов на один из бункеров южного сектора закончилась тем, что подобравшиеся после энергичного штурма к двери бункера египтяне пустили внутрь струю из огнемета и шесть защитников сгорело.

Двое оставшихся выползли через другой выход наружу, заметили двух египтян в джипе, задушили их голыми руками, сели в джип и умчались на восток. Бункер пал. В укреплении «Литуф» после суток боев не осталось офицеров. Окруженные защитники бункера связались с командованием и попросили разрешения сдаться. Разрешения они не получили, но к ним на выручку поспешили танки из бригады Дана Шомрона. Танки сбились с пути, попали в засаду. В результате в плену оказались и танкисты, и бойцы бункера.

На систему бункеров «Юркал» египетские пехотинцы вели атаку полтора часа. Израильской обороной командовал лейтенант Давид Абу Дирхам. Египтяне наступали цепями, как во время Первой Мировой войны. Тяжелые пулеметы укрепления вырывали сразу всю цепь. Атаку пехотинцев прикрывал один танк. У Абу Дирхама из противотанковых средств был один гранатомет с 14 гранатами. Он выпустил в танк все 14, три попали в машину, и последняя заставила танк замолчать. Через полтора дня боев в окружении, ночью в воскресенье, защитники «Оркала» сдались, так и не дождавшись подкреплений. Из «Милана» солдат вывел молодой офицер, размахивая белым талитом, чтобы свои не подстрелили. «Пуркан» напротив Исмаилии держался 68 часов, не теряя связи с командованием и докладывая обо всем, что происходит кругом. Бойцы этого бункера сдались по личному разрешению Шарона. Единственным бункером, который продержался всю войну, оказался «Будапешт», которым командовал капитан Моти Ашкенази. Ни атака 16 танков, ни бомбежки с воздуха, ни обстрел из дальнобойных орудий Порт-Саида, ни атака египетских коммандос не смогли заставить окруженное укрепление сдаться. На пятый день войны, в четверг, к бункеру смогли прорваться свежие части и заменить уставших и оглохших от постоянной канонады защитников.

На второй день войны, 7 октября, израильские газеты бодро известили народ, что «израильская армия блокировала продвижение врага и перешла в контратаку». По телевидению выступила Голда Меир и успокоила людей, сказав, что «армия готова отразить любую атаку». «Враги рассчитывали застать израильтян врасплох в Судный день. Они не сильно нас удивили». Так она и сказала. Она же связалась с Абой Эбаном — министром иностранных дел, который все сидел в Нью-Йорке, в ООН. Меир дала ему инструкцию, что о прекращении огня можно будет говорить только тогда, когда ЦАХАЛ не выбьет всех арабов назад на их исходные рубежи. В ООН все побежали к Эбану спрашивать, что же теперь будет с Израилем, а Эбан всех бодро успокоил.

Моше Даян тоже выступил по телевидению и тоже сказал, что-то типа «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами»(с). Эта бравада не была правдивой, но она была необходима растерянному обществу, которое оказалось на военном положении в самый неподходящий момент — в Судный день, во время экономического кризиса и предвыборной кампании. Сами же Меир и Даян получили с фронтов сводки, страшные, как сошедшие со страниц Книги Иова. В первый день боев погибло 500 человек, 1000 раненых, много пленных. За всю войну Суэцкого кризиса 1956 года потери были меньше. В 24 часа Израиль превратился из государства, чья армия «самая боеспособная в мире, покрыла себя славой и является образцом для всех армий», в страну, которая, сжав зубы, отчаянно билась за жизнь, за само право своего существования. Даян уже на второй день хотел подать в отставку. Премьер-министр отставку не приняла, и министр обороны погрузился в военные дела.

Это ему удавалось с трудом. В отличие от должности начальника генштаба, должность министра обороны более политическая и хозяйственная, нежели оперативно военная. В задачи военного министра входит определить политический момент, когда может понадобиться вмешательство армии, размеры этого вмешательства, вооружить, обучить, подготовить армию полностью к этому моменту и в нужное время передать этот механизм в руки начальника генштаба. Министром обороны может быть и совершенно штатский человек, политический деятель, который отдавать военные приказы просто не должен. После отставного военного Моше Даяна министром обороны, например, был штатский Шимон Перес. С другой стороны, именно министр обороны мог советовать правительству, на основании положения на фронтах, следует ли искать путей к прекращению огня, или страна может себе позволить воевать до победного конца. В самом же начале войны в деятельности Даяна образовался вакуум. Практически он не знал, чем себя занять.

В результате, если Элазар безвылазно сидел в бункере генштаба над картами и донесениями с фронтов, то Даян начал ездить по фронтам и все наблюдать своим правым глазом. Так он попал на командный пункт Южного фронта к генералу Гонену. Шмуэлю Гонену было не до бравады. Он поведал, что бункеры окружены и часть из них пала, танки пробиться к ним не могут, потери среди танков огромные, резервов как не было, так и нет, единой линии фронта, соответственно, тоже нет, практически каждый отряд дерется сам за себя. В общем, Пирл-Харбор, Дюнкерк и 22 июня 1941 года одновременно.

Даян, подумав, дипломатично дал «министерский совет», в общем, вполне здравый: не надо цепляться за укрепления, они все равно падут. Лучше эвакуировать всех, кто еще может вырваться из окружения, и отойти на новую линию обороны на возвышенности километрах в 20 от канала. К сожалению, прямой приказ оставить укрепления так никем и не был отдан.

После этого Даян отправился на Голаны. Там было намного хуже. Резервы еще не подошли. Израильские танкисты превосходили сирийцев выучкой с большим запасом и воевали с подготовленных позиций. Однако танк не может стоять на одной и той же позиции, как пришитый, сутки за сутками. Кончается боезапас, накапливаются мелкие повреждения, устают бойцы. Если же танк двигается, то еще и горючее кончается. Поэтому танки должны были время от времени отходить в тыл для дозаправки, посещения ремонтной мастерской и пополнения боезапаса. Вернуться же назад многим не удавалось, так как нажим сирийцев не прекращался и ночью, и оставленные позиции занимались врагом. Приборы ночного видения дали сирийцам возможность непрерывного наступления целые сутки. При всех колоссальных потерях, которые несли неумелые сирийские танкисты, они, как муравьи, слепо двигались вперед, а 800 танков, даже если в них сидят неумехи, — это все-таки 800 танков.

В северном секторе прорвать оборону дивизии Эйтана сирийцам не удалось. В южном же секторе они смогли в двух местах преодолеть сопротивление израильтян и хлынули на Голаны. Напомню, что южная часть Голан после приграничных отдельных гор — Алоней Башан, Парас, Тель Джухадр, Тель Саки — представляет собой почти ровную местность вплоть до откосов у берега озера Киннерет. Командиры настойчиво взывали о подкреплениях, штабы отвечали, что подкрепления идут и умоляли продержаться еще полчаса, но резервов все не было. Лейтенант Боаз Тамир, раненный в голову во время первой сирийской атаки, командовал шестью танками! На его танк в новую атаку пошло 20 сирийских машин. В секторе обзора он мог видеть только три танка одновременно. Кровь заливала ему глаза, и заряжающий время от времени поливал его лицо водой из фляги. Он быстро выбирал цель, и его танк стрелял не переставая. Остановиться на минуту означало бы смерть.

Именно этот момент Даян и застал воочию на Сирийском фронте. Он понял, опять правильно, что до прибытия резервов единственное, что может помочь истекающим кровью израильским пограничникам, это авиация. Не теряя времени, Даян связался напрямую с командующим ВВС Бени Пеледом и приказал ему направить на Северный фронт основную часть авиации страны.

Возмутился Элазар. Даян как министр обороны, сказал он, не должен отдавать приказы напрямую командующему ВВС в обход его, начальника генштаба, и командующего фронтом Хофи. (У египтян было проще, министр обороны Исмаил был одновременно и верховным главнокомандующим.) Что Хофи, бывший десантник и парашютист, может понимать в танковых сражениях, огрызнулся Даян.

Пока генералы выясняли последовательность инстанций при прохождении приказа, на земле Голан после прорыва сирийцев судьбу севера Израиля решали четыре человека: Лейтенант Цви Грингольд (Цвика); майор Барух Леншнер, капитан Моше Вакс и капитан Меир Замир. У Замира от батальона оставалось 9 танков, Леншнер и Вакс командовали 7 танками, и у Цвики под началом было еще 8 «Центурионов». И все.

Танкист Цвика, рыжеволосый и веснушчатый, нежился у себя дома в кибуце, когда началась война. Он натянул форму и автостопом добрался до командного пункта Эйтана в Нафахе.

Там нашлось два годных танка и несколько неопределившихся танкистов, и эти танки отдали под командование Цвике. Приказ перед группой был поставлен оседлать «нефтяную дорогу» (Petroleum Road) и бдеть. Цвика собрал себе экипаж из танкистов, которых первый раз видел, и поехал воевать. Как мы помним из истории Шестидневной войны, захватывая Голанские высоты, израильтяне перерезали нефтепровод, который гнал иракскую нефть к сирийским и ливанским портам на Средиземном море. Бизнес, однако, есть бизнес, и после войны нефтепровод заработал снова. Израилю платили деньги за этот «транзит» и за поддержание порядка вдоль трассы. Нефтяная дорога как раз и шла вдоль нефтепровода с юго-востока на северо-запад. Когда лейтенант Грингольд выехал на дорогу, спустилась ночь, первая ночь войны. Его ведомый танк в темноте потерялся, и экипаж «Центуриона» из четырех человек оказался на дороге один. Сначала им попались три сирийских танка, которые ехали с зажженными фарами. Цвикин танк стоял без огней и просто расстрелял сирийцев в упор. Съехав на обочину, Цвика устроил засаду. Через полчаса он похолодел. По дороге двигались 30 танков. Это был сирийский 452-й танковый батальон майора Исмаила. За танками тянулись грузовики и бронетранспортеры. Четыре танкиста подпустили первый сирийский танк на 20 м, подбили его и остановили всю колонну. Цвика приказал водителю медленно двигаться вдоль колонны. Было темно, только горящие танки освещали место боя. Одиночные выстрелы подбивали танк за танком, а израильский танк не был виден. Майор Исмаил не знал, что с ним воюет лишь один израильский танковый экипаж. Чтобы узнать, с кем он, собственно, ведет бой, сирийский майор приказал танкам включить фары. Это облегчило Цвике задачу. Когда вспыхнул десятый танк, Исмаил приказал отступать, так и не узнав, что дорогу его воинству преградили четыре человека.

К двум часам ночи к Цвике присоединились 8 танков подполковника Узи Мора. Было решено гнать сирийцев вдоль нефтяной дороги. Разделив силы на две колонны, у Цвики — 4 танка и у Мора — 5, израильтяне двинулись вдоль нефтепровода, и тут началось. Три из четырех цвикиных танков были подбиты ракетами, включая и танк самого Цвики. Контуженный, выскочил он из горящего танка и был ранен в левую руку. Бегом бросился к последнему действующему танку своей колонны, а сирийцы отступили. Но ночь еще не кончилась, к Цвике подтянулось еще семь танков, и все они поступили под его команду. Лейтенант Грингольд растерялся. Командовать соединением из восьми машин ему не приходилось. Много, конечно, говорят об обучении на месте, но не в первый же день войны. Цвика попросил прислать ему командира более высокого ранга, но утвердили командиром именно его. Теперь молодой лейтенант решил не испытывать судьбу и вести дуэль с танками противника на большом расстоянии. Действительно, скоро началась очередная атака сирийцев, и их танки встретили огнем с полутора километров. Тем временем начальники Грингольда, подполковник Исраэли и полковник Бен Шохам, уже не сидели на командном посту, а каждый в своем танке вели неравный бой с сирийцами. Исраэли вел бой недалеко от Цвики, расстрелял все снаряды, ринулся в лобовую атаку на сирийский танк и погиб.

Самое южное укрепление 116, которое находилось ближе всего к стыку иорданской, сирийской и израильской границ, было атаковано 132-й механизированной танковой бригадой. С колоссальным трудом лейтенант Иосеф Гур отбил атаку. Последний подбитый сирийский танк встал в 20 м от основного бункера. Как только атака прекратилась, лейтенант послал солдат разбросать мины на подходах к укреплению и правильно сделал. Последовала новая атака сирийцев, которые, не подозревая о минах на уже пройденном ими поле, лишились нескольких танков. В этом бою лейтенанта Гура не поддержала дивизионная артиллерия, и его солдаты умудрялись подбивать танки из 81-мм миномета. Гур приказал затем разбросать мины по всему периметру вокруг укреплений и снова не прогадал. Сирийцы пошли в обход и снова попали на мины. Бункер 116 выстоял.

Тяжелые бои шли вокруг бункера 111. Все офицеры погибли или были ранены. Обороной всей позиции командовал энергичный рядовой Эзра Цион. Танками вокруг бункера командовал сержант Даниэль Беркович. Всех раненых танкистов и пехотинцев снесли в бункер. Беркович связался с командованием, прося срочно эвакуировать раненых. Одному бронетранспортеру удалось прорваться через огонь сирийцев к укреплению, но назад путь оказался отрезан. Тогда Беркович получил разрешение вывести все силы в тыл и оставить бункер.

За этим укреплением была очень важная Т-образная дорожная развилка. От нее на север шла дорога на Кунейтру, на юг шла дорога к истекающим кровью бункерам 113, 114 и 115, а на запад, прямо в глубь Израиля, вело шоссе к мосту Арика. Прорвавшийся через израильскую оборону, сирийский полковник Хасан Туркмани проскочил эту развилку в броске на запад, дошел до следующей северной дороги и повернул свою 9-ю мотопехотную дивизию на командный пункт Рафуля в Нафахе. Майор Абдулла Каблан командовал танковым батальоном на острие атаки дивизии Туркмани. Он наскочил на минное поле, а его танки с противоминными катками были уже подбиты. Посовещавшись с Туркмани, Каблан повел свои танки на минное поле. Почти все его танки взорвались, он сам чудом умудрился выпрыгнуть из своей погибающей машины. Туркмани наблюдал за гибелью батальона Каблана. Путь был свободен, и его дивизия ринулась вперед.

Теперь на пути целой сирийской дивизии встали семь танков Леншнера и Вакса. Удержать наступление войск Туркмани они не смогли, и сирийцы атаковали Нафах. Вакс погиб. В конце боя у Леншнера осталось два танка. Помимо командного пункта Рафуля в военном лагере Нафах были госпиталь, кухни, ремонтные мастерские, склады боеприпасов и прочие тыловые части дивизии Эйтана. Строевых войск в Нафахе не было.

Понимая, что вот-вот сирийцы ворвутся в тыл его дивизии, Эйтан приказал полковнику Бен Шохаму, командиру танковой бригады «Барак», двигаться с его танками, включая Цвику, к Нафаху. Выполнить этот приказ Бен Шохам не успел. Его танк был в 300 м от колючей проволоки периметра Нафаха. Дым от подбитых танков застилал обзор, и полковник высунулся в верхний люк, чтобы руководить боем. Он был убит сирийским пулеметчиком. Цвика потерял своих командиров, его радио молчало. Соседние танки были подбиты. Поразмыслив, он поехал по бездорожью к Нафаху.

Командовать обороной Нафаха выпало, по приказу Эйтана, Пинхасу Куперману. Он был в звании подполковника, но являлся завхозом пограничной бригады. Эйтан руководил всем трещащим по швам фронтом. Времени переводить штаб на другое место у него не было. Он приказал собрать всех пехотинцев, которые попадутся, и организовать оборону по периметру Нафаха. Куперман собрал, как потом шутили, «отряд поваров и пекарей», раздав им безоткатные противотанковые орудия и распределил их по позициям. Пекари дали бой 91-й сирийской танковой бригаде, экипированной новенькими Т-62. Как и все прочие бои, этот бой был неравным, но за пекарями Купермана до самого Иордана никого не было, Нафах был в тылу. Когда сирийские танки прорвались в лагерь, Эйтан скомандовал штабным работникам: «Ребята, уходим», и выскочил наружу. В этот момент на штаб уже двигался Т-62. Эйтан схватил базуку и подбил танк. Он наблюдал за эвакуацией штаба, когда в 20 м от него вывернул еще один Т-62. Во всю прыть понесся Рафуль к последнему джипу, который уже разворачивал другой офицер, запрыгнул в него на ходу. Ещё на трёх разбитых машинах остатки гарнизона убрались из Нафаха.

Тем временем к лагерю подтянулись Цвика на своем танке и еще несколько экипажей. Двадцать часов прошло, как лейтенант Грингольд отправился из тылового Нафаха в бой, а теперь лагерь представился ему водоворотом смерти. Все пылало кругом. Водитель Цвикиного танка так испугался, что выпрыгнул наружу, вскочил в бесхозный БТР и умчался из лагеря. Цвика остался воевать в обездвиженном танке и чудом уцелел. Лагерь спас от разгрома 72-й пехотный батальон бригады «Голани» (лейтенант Эфраим Фейн), свежий резерв, который наконец-то оказался в нужном месте в нужное время.

Подтянулись также соединения полковника Орра. Цвика же раздобыл себе новый танк и продолжил бой, уже совершенно измученный, более суток не спавший и с необработанными ранами. К пяти часам вечера второго дня войны Эйтану сообщили, что Нафах удалось отстоять. Дальнейшее продвижение сирийцев с юга на север Голан, в тыл дивизии Рафуля, было остановлено.

Когда бой вокруг Цвики угас, он вдруг обнаружил себя стоящим в башне уже пятого по счету своего танка; будучи совершенно не в состоянии сосредоточиться. К нему бросился командир разведки бригады «Барак», который после смерти командующего исполнял его обязанности. Почти в летаргии, обожженный и израненный Цвика сполз с танка в руки офицеру. Цвику отправили на медицинский эвакуационный центр. Вклад одного этого человека с железной волей в срыв сирийского наступления колоссален. Никогда еще танкисту в ходе одного боя не удавалось уничтожить столько танков противника. Военные историки сходятся во мнении, что Цви Грингольд за сутки уничтожил до 60 танков Т-54, Т-55, Т-62. Сам Цвика вспоминает, что за ночь с 6-го по 7-ое октября три танка, которыми он последовательно командовал, израсходовали в сумме три боекомплекта, а у танка «Центурион» боекомплект равен 72 снарядам. За свой подвиг Цви Грингольд был удостоен высшей израильской боевой награды — «Итур ха-гвура» (Медаль «За героизм». Всего такой награды со дня её учреждения в 1970 году удостоено в Израиле 40 человек. 16 из них посмертно.)

Пока на Голанах шли бои за каждый метр, на канале египтяне спокойно переправляли на израильский берег дивизию за дивизией из своей 800-тысячной армии.

Северную часть фронта, выше Соленых озер, держала Вторая египетская армия, а южную часть, ниже озер, — Третья армия. В первые два дня боев подкрепления командующему фронтом генералу Гонену поступали крайне скудно, каждые новые 10 танков были на учете. Наконец, на третий день, в понедельник на юге собралось относительно значимое количество бронетанковых войск, и Гонен совершил фатальную ошибку, которая продлила войну на две недели — 9 октября он бросил свежие танки в непродуманную контратаку. Сказался «синдром седьмого дня Шестидневной войны». Вчера у нас просто не было отмобилизованных войск, но вот сегодня резервы прибыли и сейчас мы им покажем. Резервов все же собралось недостаточно для массированного танкового наступления. Получилось, что вместо танкового кулака танки использовались для затыкания щелей маленькими неэффективными группами. В результате только за первые сутки войны ЦАХАЛ потерял 200 танков в локальных стычках.

Израильская доктрина предполагала лобовые танковые сражения. Советская доктрина, которой следовали египтяне, предполагала, что танки может встретить хорошо укрепившаяся пехота, а собственные танки вступают в бои после того, как танковые силы противника обескровлены пехотинцами и артиллеристами. В общем, вспомните Курскую дугу. Хорошо оснащенные противотанковыми средствами египетские пехотинцы остановили своими управляемыми ракетами израильское танковое наступление. Ведь еще со времен Второй Мировой войны известно, что атаковать окопавшуюся пехоту танками без поддержки собственных пехотинцев нельзя. На этот раз на Южном фронте были крупные потери. Израильские танкисты рассказывали потом, как поразил их вид сотен и тысяч египтян, колоннами бегающих по песку: «У нас было впечатление, что мы воюем с китайцами». Целая танковая бригада ЦАХАЛа была почти уничтожена.

Тем временем на израильский берег переправилось 500 египетских танков. Израильская авиация пыталась бомбить понтонные переправы через канал, чтобы не дать египетским бронетанковым дивизиям попасть на полуостров. Египетские ракетчики, однако, сбивали слишком много самолетов, а понтоны восстанавливали быстро, и переправу войск остановить не удалось. На Северном фронте летчики тоже несли большие потери от ракет, которые прикрывали наземные войска. Видя, что прямые воздушные атаки на танковые колонны оборачиваются в самоубийственные мероприятия, израильские лётчики изменили тактику. Они стали пролетать над территорией Иордании, делать разворот и атаковать ракетные установки с тыла. На это уходило больше времени, но потери среди летного состава резко упали.

На Египетском фронте только к полудню воскресенья Ариелю Шарону удалось собрать свою резервную дивизию. Его уже «обрадовали», что между его войсками и Тель-Авивом больше никого нет. В час дня на второй день войны он получил в командование центральный сектор Египетского фронта. Личным оружием у Арика был автомат Калашникова, АК-47.

Практически все авторы, которые писали о военной стороне дела во время войны 1973 года, отмечают напряженность в отношениях между Шароном и Гоненом. Писал об этом в своих воспоминаниях и сам Шарон. Суть этих неприятностей сводилась к следующему. В израильской армии офицеры и генералы в то время выходили в отставку рано, в 40 лет. Шарон в 1973 году был в отставке совсем недолго. Он еще помнил, как год назад командовал Гоненом. Теперь же более молодой Гонен стал командиром фронта, а призванный из запаса Шарон оказался командиром дивизии на этом фронте, номинально подчиненным Гонену. Психологически обоим было неудобно. После неудачной контратаки, затеянной Гоненом, Шарон не постеснялся высказать критические замечания и собственные предложения. Даян с Элазаром озаботились этим личностным конфликтом и послали на Южный фронт еще одного отставного генерала, а ныне министра торговли и промышленности Хаима Бар-Лева в качестве, как сказали бы в СССР, представителя Ставки. Предполагалось, что Бар-Лев будет сглаживать острые углы.

После неприятностей 8 — 9 октября на Южном фронте израильтяне перестали контратаковать и стали ждать, что будет дальше. Египтяне же, обосновавшись на восточном берегу, дальше, вглубь Синая, не спешили. Дни 10-12 октября прошли практически без боев. Это дало возможность египтянам собрать на Синае до 1000 танков.

Когда резервные части ЦАХАЛа двигались по дорогам Голан к линии фронта, им навстречу попадались бредущие к мостам отступающие обожженные солдаты в изодранной форме, часто без оружия, совершенно запыленные и потерянные. Никто еще не видел бойцов ЦАХАЛа в таком виде. У мостов через Иордан их собирали, приводили в чувство, заново обмундировывали и вооружали, кормили и снова отправляли в бой.

На второй и третий дни боев дела на Голанах были еще очень плохи. Из танкового батальона, которым командовал майор Шмуэль Аскаров, осталось три танка, которые делили между собой 69 последних снарядов. Аскаров приказал водителю своего танка гонять на скорости по бездорожью. Он надеялся, что клубы пыли враги примут за приближающееся подкрепление. Первые израильские резервисты, которые пришли на подмогу южному сектору, оказались на «Шерманах» времен Второй мировой войны. Их атаковали Т-62, еще пахнувшие заводской смазкой. Удивительно, но израильские резервисты выиграли бой. Когда потом они осматривали подбитые Т-62, на счетчиках некоторых из них пробег был всего 50 км, их доставили к полю боя на тягачах без обкатки.

Преодолев затруднения первых часов, израильские летчики стали более успешно атаковать сирийские танки. Они поливали их напалмом, выжигая сразу целую группу. К середине понедельника, через 48 часов боев, Израиль потерял на Голанах 250 человек. Необычно большое число потерь было среди пилотов, все из-за противовоздушных ракет советского производства, прошедших боевые испытания во Вьетнаме. Израильские летчики раньше не встречались с советскими ракетами типа «Стрела» и не знали, как от них уходить. Опыт пришел не сразу. Всего за первую неделю боев Израиль потерял до 80 самолетов, причем на Сирийском фронте в два раза больше, чем на Египетском. Почти все самолеты были сбиты ракетами. В воздушных боях израильские летчики практически всегда выходили победителями. На Египетском фронте потери среди летчиков случались каждый раз, когда израильтяне вылетали бомбить понтонные переправы через канал. Разбитые понтоны быстро восстанавливали, и поток египетских войск на Синай не прерывался.

Начиная с 9 октября, ввиду непрекращающегося сирийского давления на всем Северном фронте и отчаянного положения его защитников, Израиль решил ударить по Сирии вообще. Самолеты полетели бомбить Дамаск и промышленные объекты по всей стране. Помимо положения на фронте для этого имелся и еще один повод. Одна из ракет советского производства, выпущенная с территории Сирии, попала в дома кибуца Геват, неподалеку от Назарета и разрушила 12 зданий, включая детский сад. Никто не пострадал, так как все оказались в бомбоубежище, но сам факт заставил народ вздрогнуть.

В полдень вторника, 9 октября, шесть израильских «фантомов» появились над Дамаском. Они атаковали в три волны, целясь ракетами в здание штаба ВВС и здание министерства обороны. Оба здания были разрушены. Так как министерство обороны Сирии располагалось в дипломатическом квартале столицы, то погибли норвежские и индийские дипломаты. Всего в Дамаске погибло около 200 человек. После этого самолеты стали бомбить нефтеочистительные заводы и нефтехранилища в Хомсе, Адре и Латакии и уничтожили их. Далее удалось разрушить электростанции под Дамаском и Хомсом. Наконец, последовал самый страшный удар — иракский нефтяной терминал на сирийском берегу Средиземного моря в Банияс. Эксплуатация одного этого терминала приносила нищей стране до 40 млн долларов год, большие деньги в 1973 году. Досталось также аэродромам и мостам. На всякий случай разбомбили и ливанскую радарную станцию на горе Джебель эль Барух.

Тем временем вся страна в очередной раз перешла на военные рельсы. В городах было введено затемнение. Оставшиеся на маршрутах автобусы переставали ходить в 6 вечера. У больниц выстроились очереди доноров. Школы были закрыты 7 и 8 октября, но потом открылись вновь. Международные авиакомпании приостановили полеты в Израиль, но «Эль Аль» выдержала график всех рейсов. Самолеты были переполнены. Все израильтяне рвались домой воевать. При посадке на самолет предпочтение отдавалось в первую очередь резервистам, затем шли врачи, после — журналисты и телевизионные корреспонденты. В международном аэропорту Лод был развернут мобилизационный пункт. Мужчины могли сразу оставить чемоданы, получить форму и мобилизационное предписание и отправиться на фронт, не заезжая домой.

А до Голды Меир вдруг дошло, что Абба-то Эбан находится волей судьбы как раз в самом стратегически важном для министра иностранных дел месте — в ООН. Она позвонила ему 8 октября, в воскресенье, и велела из Нью-Йорка домой не торопиться, а наоборот, оставаться в Америке на случай быстрых действий в Совете Безопасности. Эбан остался. И вот он сидит в толпе дипломатов у телевизора в ООН, все смотрят военную хронику из Дамаска, и к ужасу своему Эбан видит кадры десятков пленных, ободранных и раненых израильских солдат, сидящих на земле, руки за голову.

Ему стало стыдно. Все же вокруг него думали, что Израиль повторит чудо 1967 года…

Продолжение следует.

Для интересующихся темой десятиминутный фильм из документальной сериии «Битва империй».

Источники:

М. Штереншис. Израиль. История государства. 2009

АРАБО-ИЗРАИЛЬСКАЯ ВОЙНА 1973 ГОДА. Хроника событий по историческим документам.

Герцог Х. Арабо-израильские войны: от Войны за независимость до Ливанской кампании. Т.2., 1986.

Арабо-израильские войны. Арабский взгляд. 2008 и др.

Цветные иллюстрации — фрагменты диорамы из каирского «October war memorial».

Статьи из этой серии:

Судный день. Преддверие. Часть 1

Судный день. Преддверие. Часть 2